text

2a3

v1v2v3v4

Тело великолепной женщины

У великолепной женщины должно быть великолепное тело.
Думаю, ты согласишься со мной. Невозможно быть великолепной, ценной достойной женщиной, и осознавать при этом, что твое тело – некрасивое, «не такое». Великолепная женщина – гармоничное создание. И она находится в принятии всей себя – и своих мыслей, и своих желаний, и своих поступков. И своего тела.
Великолепная женщина - красивая женщина. Она красива независимо от того, какого размера ее тело, какой у него вес, во что она одета. Она уже красива своей внутренней красотой. Она красива тем внутренним светом, который есть в ней. И этот свет освещает ее лицо, и ее тело, принятое ею и любимое ею.
Она красива - потому что свободна. И эта свобода быть собой, выражать и проявлять себя такой, какая она есть, свободно выражать свои мысли и чувства – позволяет ее телу быть свободным. Свободным и раскованным.
Великолепная женщина – красивая женщина.
И эта красота изначально заключена в ее отношении к себе. В том – что она выбирает видеть в себе. Какой выбирает себя считать. Какие решения о себе и своем теле принимает.

Я просто уродка…

Много лет назад, будучи девочкой-подростком, я стояла в здании морского вокзала в Одессе, и с изумлением следила за группой француженок, которые налетели стайкой на сувенирные киоски и щебетали что-то там на своем языке.
Для меня они были как экзотические птицы. Я родилась и жила на Украине, в городе, закрытом для иностранцев, поэтому практически никогда их не видела. И именно поэтому меня так привлек вид этих женщин. Это были какие-то совсем другие женщины, чем те, которых я привыкла видеть. И они были просто очаровательны.
Они все, как на подбор, были худенькими, стройными, и казались действительно птичками, что-то щебечущими и порхающими от киоска к киоску. Они были одеты в узенькие брючки, что само по себе было необычно – в нашем краю брюки еще не вошли в моду у женщин. И изящные босоножки на их ногах, переплетенные из тоненьких полосочек, были необычны.
Они были легки и изящны. Они были коротко стрижены и волосы их были немного посинены, что тоже было так странно – но так красиво. Они были подкрашены, но как-то светло, легко, почти незаметно, и это тоже казалось странным после наших женщин с ярко-синими или ярко-зелеными веками и губами в ярко-красной помаде…
Я смотрела на них с интересом, как на грациозных и необычных птиц, как вдруг поймала взгляд женщины, которая тоже их рассматривала. Женщина стояла неподалеку от меня и была типичной представительницей женщин, которые мне были привычны, среди таких я и жила в своем городе. Пожалуй, можно сказать, она была яркой представительницей таких женщин – крупная, дебелая, с крутой грудью и несколькими складками жира на животе, с выпирающими боками и бедрами, широко расставленными ногами, одетыми в простые тряпичные тапки, с примятыми задниками, в сарафане из линялого ситца.
Она встретилась со мной глазами, и, понимая, что я тоже рассматриваю этих экзотических француженок, тоном, не терпящим возражения, в котором слышалось даже не осуждение, не удивление, а просто возмущение, сказала:
- Нет, вы посмотрите, какие они уродки!
Эта фраза прозвучала так неожиданно, и смысл ее был таким неприемлемым для меня, что я решила сначала, что что-то не так услышала. Я с непонимающими видом уставилась на нее, но все ее выражение глаз, и напряженное лицо, с которым люди обычно рассматривают что-то отвратительное, неприятное, сказали мне - я не ослышалась. Она действительно считала их уродками. Я покосилась на нее. На всю ее раскормленную фигуру, на крупные руки с обломанными ногтями (мне знакомы были такие руки, они становятся такими после постоянного копания в огороде), на ноги с потрескавшимися пятками…
Я перевела взгляд на француженок. Они были изящны и ухожены. Они были стройны и хорошо одеты. И меня удивило, как-то окатило удивлением – как вообще эта женщина не понимает, не видит этой разницы? Как вообще она может считать их уродками, когда она рядом с ними и есть настоящая уродка – жирная, запущенная, плохо одетая, неухоженная…
Я потом, много лет спустя, узнала, поняла, что ничего необычного в этом нет. Мы всегда все оцениваем. Оцениваем как хорошее или плохое. Красивое или некрасивое. Счастливое или несчастливое. И все критерии всех оценок находятся в нас самих. Больше ни в ком.
- Я просто уродка…
Я слышала эту фразу десятки раз, пока работала школьным психологом и общалась с девочками-подростками. Меня всегда поражала эта фраза, сказанная очередной девчушкой, пришедшей ко мне в кабинет, которая приходила пожаловаться на свою некрасивость, на свою «несчастную» любовь, или одиночество.
Я всегда терялась сначала, когда слышала эту фразу. Терялась именно потому, что девочки, которые говорили так о себе, совсем не были уродливыми или некрасивыми. Наоборот, я видела их красивыми, молодыми, такими свежими и очаровательными в своей молодости, такими обворожительными в своей начинающейся женственности. И тут эти слова:
- Я просто уродка…
И они действительно так считали. Они считали себя некрасивыми и мучились от этого. Они страдали от переживаний своих комплексов, придуманных ими самими, потому что, объективно говоря – ни о каком уродстве не шла речь. Но – у девочек были свои критерии оценки себя:
Нос немного широковат...
Уши растут не под тем углом…
Ноги не такие длинные, как хотелось бы...
Грудь не того размера, как у подруги...
Талия на три сантиметра шире, чем хотелось…
И, судя по их критериям, они получались не только не красивыми, но просто уродливыми. И, ставя себе такой диагноз, они действительно страдали, переживали, не нравились себе, иногда до такой степени, что приходили мысли о самоубийстве…
Я помню, что в это самое время, когда я работала школьным психологом, и разбирала эти «проблемы», проходил первый конкурс красоты. «Московская красавица». Он тогда привлек всеобщее внимание. И вызвал столько разочарования. Потому что никаких красавиц там не было видно. И меня это тоже удивило.
Обычные молодые девушки, в которых не было ничего необычного, просто миленькие и свеженькие, решили, что они могут претендовать на титул «Московская красавица» И победительница этого конкурса красоты была именно такой – просто милая девочка, каких миллионы. Но она так решила о себе, что красива, и может претендовать на этот титул…
А мои страдающие «уродливые» девочки в школе, решили, что они не красивы. Но видит Бог, несколько из этих «уродливых» девочек, дали бы фору победительнице конкурса.
И я опять была поражена тогда, как мало объективности в наших оценках. Как много субъективности. Критерии всех наших оценок – в нас. Важно – не какие мы, а какими себя считаем, что в себе видим, во что в себе верим…
И сейчас, с позиции сегодняшнего дня, я знаю – наше отношение к себе, выраженное в наших мыслях – определяет все в нашей жизни. Наши поступки, наши действия. Наши результаты. Наш успех или наши неудачи. Наши тела.
Великолепная женщина любит себя, ценит себя. Она выбирает видеть в себе то хорошее, что делает ее красивой. Она выбирает считать себя красивой, уникальной. Она видит шарм в своих особенностях. Она принимает свое тело таким, какое оно есть. И это принятие дает возможность ее телу раскрываться и расцветать, становиться действительно красивым.
Но самое главное в теле великолепной женщины – это свобода тела. Свобода быть таким, какое оно есть. Свобода так двигаться, так себя ощущать, так свободно смаковать ощущения от собственного тела, которое и придает телу шарм и колорит женственности и сексуальности, которые так притягательны в женщине.
Тело великолепной женщины – свободно и расковано. И эта свобода и раскованность позволяет грации и пластике, плавности и гибкости женского тела, всем ее природным ресурсам проявляться и делать женщину действительно красивой в своих проявлениях.
Великолепное тело великолепной женщины свободно и естественно. И как сильно мы, к сожалению, потеряли эту свободу и естественность, приобретя взамен зажатость, постоянный контроль, и страх проявляться такой, какая ты есть.

Великолепное тело великолепной женщины

Однажды, когда мы с мужем возвращались из Москвы, нашими соседями по купе оказались три женщины – мама, ее взрослая дочь, и ее малютка дочь Алиска.
Ее звали именно Алиской, потому что плавное и звучное имя Алиса было еще не для нее. Она была Алиской – подвижной, непоседливой, озорной, свободной и естественной Алиской.
Ей было года полтора, не больше. Она еще не очень крепко стояла на ножках, и в тряске вагона не раз упала, усевшись на попу. Но мама и бабушка были хороши по-настоящему – спокойные и миролюбивые, не напряженные и суетливые, не тревожные – как бы ребенок не упал, а просто спокойно наблюдающие за ней и позволяющие ей быть такой, какая она есть.
Ни слова критики не услышали мы из их уст за то время, пока мы ехали вместе. Всегда была одно и то же – спокойная и миролюбивая интонация, поддержка в голосе и в действиях, – и Алиска в этих мирных и спокойных отношениях была действительно хороша.
И она была – Великолепная женщина.
Она была Великолепной женщиной во всей ее красе. Она была Великолепной женщиной, несмотря на ее полтора года (и именно потому, что ей было только полтора года, и воспитывалась она в любви и свободе и еще не узнала критики и ограничений, она и была великолепной женщиной.)
Она была жива, светла, она была хозяйкой этого мира, в котором вообще не было границ. Она брала то, что хотела, и если ей даже что-то не разрешали, говоря – нельзя, это дядино, он не разрешает это брать, она улыбалась «дяде» так открыто и светло, что дядя тут же говорил – да пусть возьмет. Она была непоседлива, и ей все было нужно узнать, попробовать, посмотреть, и все было интересно, и она была открыта всему новому и безгранична в своих исследованиях.
Она была совершенно естественна – и танцевала, когда хотела танцевать, или пела, когда хотела петь, совершенно не думая еще - как она при этом смотрится, и что о ней подумают окружающие.
Она хотела радоваться и радовалась. И она делилась этой радостью с другими – и все заражались этой радостью. Она могла в то время, пока звучала музыка в вагоне, обойти весь вагон и всем подарить эту радость. Она подходила к купе, становилась напротив открытой двери – и танцевала, улыбаясь и радуясь танцу, мол, смотрите, как мне весело, как я хорошо танцую. И я, которая иногда вызывалась ходить за ней, потому что действительно вагон был тряский, и стояла она на ножках еще не твердо, – видела, как светлеют лица людей, как все, глядя на нее, становятся радостнее и чище, – такой милый и славный ребенок делился со всеми своей радостью.
Она была действительно великолепной женщиной во всей ее свободе быть собой, принимать себя, любоваться собой – и делиться всем этим светом с другими людьми.
Но знаешь, что меня потрясло, поразило в ней? Ее тело. Ее маленькое тело свободной и раскованной женщины.
Пусть тебя не удивляет, что я пишу о ней как о женщине. Потому что в девочке даже полутора лет уже есть, живет женщина – и ее грациозность, и плавность, и женственность. Ребенок в полтора года уже явно – мужчина или женщина. В ней это было видно ярко. Она была милой, кокетливой, в ней была мягкость и нежность. Она была маленькой женщиной. Женщиной с абсолютно свободным телом.
Именно эта свобода тела и поразила меня.
Буквально за неделю до этого я проводила в Москве тренинг для женщин, и видела эти напряженные и скованные тела, видела эту несвободу тела естественно двигаться, естественно проявляться. Быть свободным. Я видела даже ограниченность в движениях, когда какие-то движения женщинам было сложно делать, – мешали мышечные зажимы, которые уже сформировались в их телах за годы жизни в ограничениях и неуверенности.
А тут – полная свобода. И удивительная амплитуда движений. И удивительная безграничность движений. Иногда мне казалось, что ее тело – гуттаперчевое, резиновое. Она могла, что называется, легким движение руки, в танце так развернуть кисти рук, как у меня, или у ее мамы просто не получалось. Мы, смеясь, старалась повторить некоторые ее «па», – но наши мышцы уже так не работали. А она вся была – живая. И свободная и безграничная. И это было особенно видно – когда она танцевала.
Еще неделю назад я наблюдала эти танцы взрослых женщин на тренинге, и знала, как трудно бывает женщинам сделать упражнение, когда должно танцевать все ее тело. А тут – безо всяких упражнений у нее действительно танцевало все тело. И одновременно, когда она танцевала, танцевали и ее ручки и ножки, и голова и плечи, и попка, и коленки – все двигалось, все было живым – и таким красивым.
Она была действительно раскованной и свободной великолепной женщиной.
А я, глядя на нее, думала, как было бы здорово, если бы эта свобода и естественность не исчезала в женщине. Если бы женщины оставались такими не только в полтора года – но и в двадцать, и в тридцать, и в пятьдесят лет. Сколько красоты и свободы вошло бы в мир! Но реальность - совершено другая.
Слишком рано нас начинали критиковать. Слишком рано начинались оценки. И мы начинали прятать себя, свое тело, мы начинали напрягаться, контролировать себя, ограничивать себя в мыслях и поступках, в проявлениях и движениях. И это не могло не проявиться в наших телах – в том, как они стали двигаться, жить, танцевать. В том, – какими они стали.
Наши тела становились зажатыми и несвободными.
Мы переживали какие-то проблемы – недовольство собой, неуверенность в себе, чувство вины за свои поступки, – и все эти негативные переживания оставались в наших телах. Оставались в виде напряженных мышц. И, поскольку эти проблемы проживались еще и еще, – эти группы мышц находились в постоянном напряжении, что приводило к мышечным зажимам. К деформации осанки. К напряжению в телах. К несвободе и ограниченности.
И эти мышечные зажимы читаются в наших телах. Их видно. Они делают наши тела напряженными и несвободными.

Зажим… Еще зажим…

У большинства из нас есть свои мышечные зажимы. Давай посмотрим – где вообще они бывают, в чем выражаются. Лучше понимая свое тело, тебе будет легче помочь ему стать легким и свободным телом великолепной женщины.
У большинства женщин приподняты и слегка, (а иногда - далеко не слегка!) наклонены вперед плечи. Эта «скукошенность» плеч, когда они не отведены назад, не раскрыты, а как бы сжаты, постоянно напряжены, закрыты – следствие наших комплексов и проблем.
Мы прятали себя таким образом. Мы постоянно напрягали спину, как бы неся на себе груз проблем, мы прятали свою сексуальность, пряча за наклоненными плечами начинающую формироваться грудь. Потом, позже, когда она уже сформировалась, мы так же привычно прятали ее, если она маленькая, или если она большая.
В наших опущенных плечах целые залежи чувства вины, которое мы переживали за всю свою жизнь. Поэтому «забитые» закомплексованные люди, живущие с постоянным чувством вины и неудовлетворенности собой, имеют такую ярко выраженную сутулую осанку.
И это нарушение нормальной осанки приводит к заболеванию, которым, по-моему, страдает вся страна – к остеохондрозу. Потому что нарушается нормальная циркуляция крови, нарушается естественное распределение сил в мышцах, усиливается нагрузка на позвоночник, и это приводит к деформации позвоночника. И мышечные боли в области плеч, шейных позвонков стали уже почти нормой.
Но это – не норма. И у великолепной женщины – прекрасная осанка с разведенными, раскрытыми плечами. Потому что она себя не прячет и не стыдится, и не опускает сама себя в чувство вины. Она себя любит и ценит. И позволяет себе быть такой, какая она есть. И все это и отражается в ее открытой осанке.
Есть еще одна группа зажимов – наши плечи и руки, кисти рук. Ты можешь заметить эти зажимы в том, как ходят люди. Наши руки чаще всего прижаты к туловищу. Очень редко встретишь свободно летящую походку, в которой руки движутся легко и естественно, как бы скользя в тех шарнирчиках, которыми они прикреплены к плечам. Чаще всего в походке большинства людей работает нижняя часть рук – как при марше. И выглядит такая походка походкой Буратино.
Мы как бы сами себя постоянно поддерживали по жизни, поэтому и наши руки, предплечья никогда далеко не уходят от туловища, часто – просто прижаты к туловищу. Так надежнее ощущать себя самого. Это как внешняя поддержка себе самому. И эти зажимы видны и в движениях, особенно в танцах.
У большинства людей, (исключая молодежь, которая, к счастью, гораздо раскованнее взрослых) руки в танцах никогда не уходят далеко от туловища и далеко друг от друга. У нас чаще всего рука идет за рукой, и амплитуда этих движений не большая, эти движения не раскрывают, скорее, закрывают тело, прячут его в танце. И только в состоянии сильного подпития, когда снимается контроль, и человек забывает о своих комплексах, неуверенностях, наши руки начинают раскрываться широко, описывать широкие амплитуды, позволяя показывать, демонстрировать свое тело таким, какое оно есть.
У многих людей очень сильно зажаты кисти рук. Наше внутреннее напряжение, наше беспокойство и нервозность приводит к тому, что руки постоянно напряжены и выдают это напряжение. Они нуждаются в том, чтобы вцепиться во что-нибудь, поэтому многие женщины, нося сумочку на плече, вцепливаются в ее ремешок, у многих руки постоянно сжаты в кулаки. Или наоборот – руки бывают в постоянной работе – что-то теребят, перебирают, оглаживают. Внутреннее напряжение не позволяет им быть спокойными и расслабленными.
Но великолепная женщина – спокойна и расслаблена. Она - королева. В ее жизни - порядок. Она любящая и легкая, поэтому она строит с людьми нормальные отношения, которые не приносят ей лишних проблем и поводов для тревоги или беспокойства. Она – расслаблена. И она – свободна быть собой, такой, какая она есть. Поэтому и тело ее другое.
У подавляющего большинства женщин сильнейшие зажимы в области бедер, в области, которую можно назвать сексуальной частью нашего тела. Эта область всегда была запретна для девочки. Никогда в семье (за редчайшим исключением!), родители не привлекали внимание девочки к этой области, не объясняли ей – как она устроена, не позволяли ей эту область изучать, рассматривать, и не дай бог – трогать руками. Это – нечто стыдное в нас, нечто запретное, греховное, нечистое. И, к сожалению, это отношение к своим гениталиям было, есть и еще долго будет присутствовать у женщин. Это выражается даже в том, что этим частям тела нет названия. А те названия, которые все же существуют в литературе, (люди, как правило, их не используют в своей речи), например «гениталии» или «вульва» - звучат совершенно непрезентабельно.
Мы, будучи девочками, не должны были даже думать об этой части тела, не то, чтобы с ней знакомиться. Это вообще могло быть расцененным, как извращение. А поскольку любой психически нормальный ребенок все же делал это, изучая свое тело, то это только добавляло нам чувства вины за то, что мы – в очередной раз – «не такие», плохие.
Как зажимы в этой области отражаются в наших телах?
У нас всегда сведены вместе колени. Многие женщины так привыкли сидеть, сжав колени, что делают это, даже когда ходят в брюках или джинсах. Нам так часто делали замечание, чтобы мы контролировали положение ног, чтобы не раскрывали ног, не позволяли чьим-то взглядам касаться «самого святого», что сейчас мы это делаем просто автоматически.
Этот зажим, напряжение в коленях, очень заметен при походке. У многих женщин колени при походке задевают друг друга, иногда сама походка становится «звучащей», слышно, как скользят при походке ноги, когда коленка трется о коленку. Иногда у женщин в этом месте – в области коленей - просто протираются леггинсы или джинсы. А все потому, что колени нужно держать вместе, чтобы никто ничего не увидел, чтобы «враг не пробрался»…
Это запрещенность нашей сексуальной области, постоянный контроль за тем, чтобы ее никто не увидел, не потрогал, не попал туда, заставляет женщину интуитивно втягивать низ живота, как бы пряча лобок. Но, поскольку «враг» может пробраться и сзади, так же бессознательно многие женщины подтягивают, как бы прячут ягодицы, пряча при этом свою сексуальность. И получается действительно скукошенное в области бедер тело, опять же - закрытое и напряженное.
И добавь сюда шаркающую походку напряженными ногами, в которой тело не выбрасывает ногу на ее естественный шаг, свободно и легко, а опять же – шагает напряженно, контролируя – как я иду, как ступаю, стараясь иногда при этом, спрятать какие-то «недостатки» ног – либо их легкую кривизну, либо худобу, либо полноту.
Наши походки – очень продуманные. И часто – очень тяжелые. Потому что контексты о себе и о своей жизни всегда выражаются в том – как ты ступаешь по жизни. Идешь ли ты легко, летя по жизни в своей расслабленности и доверии миру. Или осторожно крадешься, никому не доверяя. Или топаешь как слон, с ощущением тяжести жизни. Все это выражает походка.
И, кроме того, очень часто у женщин – мелкий, семенящий шаг. Мы как бы не позволяем себе быть свободными в движениях, делать смелые, большие шаги. Мы, опять же, бессознательно, боимся обнажить, открыть сексуальную часть нашего тела, поэтому, нога, что называется, торопится за ногой, или стремится к ноге. Особенно заметно это в танцах, когда, опять же, нога идет к ноге, не открывая тебя. И только в состоянии подпития, когда контроль снят – женщины начинают танцевать открывая нижнюю часть тела, широко расставляя ноги, как бы показывая себя. А до этого – ни-ни!
Но Великолепная женщина не живет в постоянном контроле, в котором живут люди, не принимающие себя такими, какие они есть. Она – свободна и естественна. Она - легка и стремительна. Она открыта и естественна. Она не прячет свое тело, поэтому и не «скукошивает» его. Она не стыдится того, что она женщина. Она счастлива тем, что она – женщина. И она естественно, безо всякого ложного стыда демонстрирует свое тело, позволяя ему свободно двигаться.
Великолепное тело великолепной женщины – должно быть свободным. Иначе оно – не великолепное. Иначе женщина – не Великолепная. И нам с тобой нужно будет научиться освобождать тело от плена этих зажимов, научиться делать тело свободным и естественным.
Великолепная женщина – свободная и естественная. Любящая и светлая. Щедрая и позитивная. И у нее – другое тело. И твое тело начнет меняться, когда начнет меняться твой настрой, твое отношение к самой себе, когда на смену непринятию и критике придет принятие и любовь. И мы поможем твоему телу раскрыться и расцвести, стать естественным, легким и красивым.
И для этого давай разберемся подробнее с тем, – что нужно изменить в наших телах. С тем, – какие новые решения помогут тебе в этом замечательном выборе – создавать свое новое великолепное тело великолепной женщины

Лицо великолепной женщины

Сколько времени тратит женщина на то, чтобы сделать, нарисовать свое лицо?! Сколько косметических средств существует для того, чтобы женщина могла умело спрятать свое лицо, сделать из него, иногда, просто произведение искусств! Какая часть мировой промышленности работает на то, чтобы женщина могла это делать!
Я помню саму себя, то время, когда я из дому не могла выйти без того, чтобы накраситься. Я просто представить себе не могла – как это я пойду на улицу без косметики на лице! Как можно допустить, чтобы увидели тебя такую, какая ты есть, «во всей твоей красе»?
Мы действительно «рисуем» свои лица, изображая на них нужное настроение, нужное выражение, создавая некий образ себя. Мы трудимся над нашими лицами, подбираем более выгодный макияж, меняем форму бровей или контур губ, иногда просто переделываем их, делая пластические операции.
Я, когда писала это, вспомнила один анекдот:

Одну женщину сбила машина и она умерла. Она попала на тот свет, но вымолила у Бога еще пять лет жизни.
Вернувшись на землю, она решила не терять времени зря и получить от жизни как можно больше. Она сделала пластическую операцию, и в первый же день, когда она красивая, с новым лицом, ярко накрашенная, переходила дорогу – ее опять сбила машина, и она погибла.
Встретившись с Богом, женщина возмущенно сказала:
- Но как же так, ты же обещал мне еще пять лет жизни..!
Бог внимательно всмотрелся в нее и сказал:
- Извини, не узнал…

Мы привыкли прятать свои лица. Мы привыкли что-то на них изображать. Но сколько бы мы их ни разрисовывали и не приукрашали – они не становятся от этого ни естественнее, ни свободнее. Наоборот, чем больше косметики на лице женщины, тем более неестественной, фальшивой она выглядит. Не зря мужчины шутят, что прежде, чем принимать решение – жениться ли на женщине, нужно ее умыть, чтобы увидеть – с кем ты связываешься.
Мы на самом деле, ничем не отличаемся от других людей. Мы, женщины, точно так же прячем наши лица от других людей, пытаясь что-то из себя изображать. Просто у нас, женщин, для этого есть больше средств, чем у мужчин. Но все мы делаем это именно потому, что есть желание не показать себя настоящую, за которым стояло непринятие себя такой, какая ты есть.
И это желание не показать себя настоящую приводило к тому, что мы действительно прятали свои мысли и чувства, прятали свои эмоции, прятали свое истинное отношение к чему-либо. И это желание спрятать саму себя отложило очень сильный отпечаток на наших лицах.
Самые ранние зажимы в наших телах появились на наших лицах. Потому что именно лицо – та первая часть нашего тела, которую мы начали прятать от других. На которой мы стали что-то изображать.
Мы очень рано стали понимать, что нас выдают собственные лица, что по лицу все видно, что лицо выдает наши чувства, наши мысли. И мы стали делать лица – правильными или ничего не выражающими. Мы стали изображать на лицах послушание, или хорошие эмоции, желая быть принятыми. Мы стали прятать недовольство или огорчение, обиду или отчаяние, понимая, что с такими эмоциями нас не примут, что мы такие – не понравимся.
Именно в наших лицах хранится много негативных переживаний и эмоций, в мышцах нашего лица хранятся наши невысказанные слова и чувства, наше недовольство или обиды. Наши лица стали напрягаться, мы стали крепко сжимать зубы, переживая обиды, – и лица стали действительно ожесточаться – стали более жесткими, неживыми.
Мало того, живя с представлениями о жизни, полными ограничений и страхов – мы привыкли недоверчиво всматриваться в других, напряженно осматриваться, мы научились постоянно контролировать ситуацию и никому не доверять – отсюда наши напряженные лица, напряженные взгляды, хмурость, недоверчивость. Не зря говорят, (а это на самом деле именно так, я сама в этом не раз убеждалась), что русских всегда видно за границей. Действительно нас, особенно выходцев из советского строя, всегда можно вычислить среди туристических групп именно по этим напряженным, нахмуренным, каким-то не расслабленным лицам.
Мы сами редко наблюдаем это в своих лицах. Потому что просто редко видим их со стороны. Мы часто видим свои лица в зеркале – но мы смотрим в зеркало именно с целью что-то увидеть на лице, или подкрасить его, поэтому видим уже не то естественное выражение лица, которое есть на самом деле. Но поверь, со стороны действительно видно, сколько напряжения и негатива в наших зажатых недоверчивых лицах.
- Это было в еще советское время, когда мы имели мало возможностей выезжать заграницу. Моему мужу предложили работу в Индии, и мы пять лет прожили в этой стране. – Так начала свой рассказ одна из участниц тренинга. - Я привыкла видеть вокруг себя смуглые лица с белозубыми улыбками. Я действительно привыкла к этим улыбающимся, каким-то светлым лицам. Меня это удивляло сначала, - такая проблемная, бедная страна, где много нищих, где люди вообще иногда живут на улице, – но при этом, согласно их религиозным верованиям, такое принятие было у них того, что с ними происходит, что все равно – на лицах их были улыбки.
И вот спустя пять я вернулась в Советский союз и попала в жизнь, от которой совершенно отвыкла. И испытала шок.
Я испытала его на другой же день после приезда. В день приезда нас встретили на машине родственники, а на следующий день мне нужно было поехать по делам, и я впервые, после такого большого перерыва вошла в вагон метро. И увидела лица людей. И лица эти меня испугали.
Я увидела вокруг себя людей с хмурыми, напряженными лицами. Не то, что улыбок – никакой мягкости не было в этих лицах. Может быть еще и потому, что ехала я рано утром, и народ вокруг был какой-то не выспавшийся, с какими-то неживыми лицами, застывшими, напряженными, но показалось мне вдруг, что я нахожусь в большом склепе. И вокруг меня – мертвецы. И ощущение это еще усиливалось от освещения, которое на этих не выспавшихся, хмурых лицах подчеркивало их застывшесть, и косметика на лицах женщин выглядела грубоватой, неестественной, и мелькнула у меня мысль, что вот так, мертвецов накрашивают перед смертью. Вот так, грубовато накладывают на их мертвые лица слой крем-пудры и румян, чтобы придать им ощущение живости.
И так плохо стало мне от этих моих мыслей, что я действительно почувствовала себя плохо, Я стала задыхаться, сердце мое забилось как-то неровно, и я стала судорожно пробираться к выходу, расталкивая людей, чтобы выйти из этого склепа.
Но я не успела выйти, как новая порция людей вошла на станции, и последнее, что я увидела, – была пожилая женщина, с грубо наложенным на лице тональным кремом и ярко-красными губами, так неестественно смотревшимися на ее лице, как если бы это действительно было лицо мертвеца, с наложенной на нем посмертной косметикой. И последняя мысль, которая мелькнула у меня, когда я увидела надетый на ней ярко-красный берет, что берет, наверное, прибит к ее голове…
Очнулась я уже лежащей на станции, на скамейке, и надо мной склонился доктор. И долго еще я боялась ездить общественным транспортом. И долго еще привыкала к нашим напряженным, недоброжелательным, каким-то застывшим лицам…
Наши лица, на которых отложила отпечаток вся наша жизнь, с нашими представлениями о ней, действительно скованные и напряженные. На них выражается мало эмоций, потому что они стали как бы неработающими, застывшими. И когда я на тренинге даю женщинам задание изобразить на лице самые разные эмоции – как им сложно это сделать! Потому что лица иногда – уже застыли как маски.
Но ведь лицо – это первая часть в нашем теле, на которую смотрят, с которой люди считывают информацию. И как часто эта информация бывает ошибочной только потому, что наши лица уже отучились выражать наши настоящие эмоции.

Вы еще не вполне одеты, пока на вашем лице нет улыбки. Мартин Чарнин

Самая важное, главное чувство, которое так важно всем увидеть на наших лицах, – это чувство любви, принятия, удовлетворения. Именно эти чувства говорят нашим близким о том, что они любимы, что мы их положительно оцениваем. И как, оказывается, сложно выразить эти чувства на наших лицах. Как иногда смеялись сами над собой женщины, пытаясь изобразить любовь на своем лице. Смех этот был на самом деле горький, потому что они понимали - то, что выражают их лица, можно назвать чем угодно – только не любовью.
Но как часто я встречала это в своей практике, работая в школе с детьми, – дети не чувствуют себя любимыми, не чувствуют своих мам любящими, – и я понимала – почему это. Понимала, вспоминая напряженные, озабоченные, нахмуренные, строгие – и никак не любящие лица их мам. Вот уж точно, на их лицах можно было прочесть любые чувства – только любовь там не читалась. Потому что для выражения любви нужно мягкое, расслабленное лицо, нужен принимающий и понимающий, но не настороженный и оценивающий взгляд. И как редко это присутствует в женских лицах!
На одном из тренингов была женщина, чей оценивающий, колючий взгляд был замечен всеми участниками. И в одном из процессов тренинга, когда мы говорили о том, как читаются в наших телах наши представления о себе, как нас видят другие люди, группа как-то единодушно поделилась тем, что глаза этой женщины всех как-то напрягают, хочется от нее отстраниться, спрятаться, очень уж оценивающий, контролирующий у нее был взгляд.
Для этой женщины такая обратная связь была просто шоком. Она впервые задумалась о том, что сама отпугивает от себя людей, сама создает такие напряженные отношения, потому что в ее лице есть недоверие, оценка, напряжение, которое отпугивает от нее людей.
Она была поражена еще и потому, что сама вначале тренинга рассказала о своей проблеме – от нее куда-то исчезали мужчины. У нее самой было ощущение, что они, потянувшись к ней, в какой-то момент просто исчезали, прятались от нее. Было такое ощущение, что поток мужчин просто обтекал ее. Она была яркой, интересной внешне женщиной. Она привлекала внимание. Но вот только дальше одного свидания дело не шло.
И тут, после такого отзыва о ней, она поняла – она сама, своими оценивающими, «критичными» глазами, в которых читалось недоверие и напряжение, отпугивала мужчин. Потому что - какому мужчине понравится, когда его так рассматривают, критично оценивают, всматриваясь в него? Кому будет уютно чувствовать себя под постоянными рентгеновскими лучами?
И она поняла, что ее проблемы с сыном-подростком тоже объясняются этим. Она была такой критикующей и оценивающей мамой, что один ее взгляд уже лишал его желания быть с ней открытым, он как-то закрывался и уходил в себя.
И так, видимо ее задел этот разговор, и эти ее открытия, что она, придя домой, подняла все свои старые фотографии, чтобы посмотреть на свои глаза, увидеть – какой же у нее взгляд. И на другой день, когда я начала вести тренинг, она прервала меня и сказала:
- Можно мне поделиться кое-чем, мне это очень важно…
- Конечно, - сказала я.
И она достала целую подборку своих фотографий и пустила ее по кругу, чтобы все участницы могли посмотреть на нее. И там, на этих фотографиях, была показана она, и ее взгляд, и как он менялся, став окончательно таким, каким был сейчас.
Разница в этих фотографиях была так заметна, и так трогательно было то, что говорила эта женщина:
- Господи, я их когда вчера разложила на столе, – просто ужаснулась! Это как же я такой стала! Ведь я же действительно была и открытой, и радостной, и глаза мои сияли, и я помню себя такой. Я помню, как я радовалась каждому дню, как во мне все пело, и как меня такой все любили, и я всех любила. И – сейчас я – с такими злющими глазами, и в них ни любви, ни доброты, и я еще удивляюсь, почему меня не любят…
И она заплакала. И слезы ее были светлыми. И глаза стали другими, похожими на глаза той девочки с фотографии…
Прошло несколько дней после тренинга, и однажды в моей квартире раздался телефонный звонок. Звонила эта женщина.
- Спасибо тебе, - сказала она. - У меня тут такое происходит…
Я прервала ее, потому что не считаю, что меня нужно благодарить за то, что происходит с человеком после тренинга. Это все – уже его заслуга. Если начались какие-то перемены, значит, он действительно что-то решил и сам воплощает эти решения в жизнь, и я тут уже не при чем. Об этом я и сказала ей. И спросила - что же у тебя происходит?
- Ты же помнишь, я говорила, что мне с сыном очень сложно найти общий язык… А тут мы с ним на кухне о чем-то так хорошо говорили, и он меня вдруг спрашивает:
- Мам, а что у тебя с глазами?
Я вся от этого вопроса прямо похолодела. Господи, думаю, да что же это опять у меня с глазами?!
- А что, у меня, сынок, с глазами? - спрашиваю его осторожно.
А он мне отвечает:
- Ну, ты как-то не так стала на меня смотреть!
- Как не так? – опять спрашиваю я его, и боюсь услышать, - что он мне скажет.
А он мне и говорит:
-Ты стала смотреть на меня как-то по-человечески!..
- Ты представляешь, - радостно говорила она, - он – заметил! Он заметил, что я стала по-другому смотреть!.. Значит, я действительно меняюсь, раз он, который меня так хорошо знает – заметил это!..
Чувствовалась ее такая радость в том, что взгляд ее изменился. И что сын ее, который знает ее уже лет пятнадцать, - заметил ее взгляд!
Твой взгляд тоже изменится. И твое лицо станет открытым и мягким, когда ты изменишь собственное отношение к себе. И на смену твоего недовольства собой, критического отношения к себе и к окружающим придет любовь и принятие. И лицо твое станет светлым. И ты будешь светиться этой любовью. И люди будут видеть твой свет. И жизнь, и люди будут светить стебе в ответ. И все это зависит от тебя. От твоего отношения к самой себе.

Когда веселится сердце, расцветает лицо. Василий Великий

Главы изданных книг

Рассказы для души

Книги в работе

Неизданное

Статьи



© Разработка сайтов 2015 год. Все права защищены.